Вадим Верник: «Тот, кто любит Плисецкую, откроет для себя какие-то новые её грани. Я в этом абсолютно уверен»

Дата публикации: 26 июня 2024

Недавно вышла новая книга о великой балерине Майе Плисецкой — «Пять дней с легендой». О ней в программе «Тавор в мажоре» расскажет автор, известный журналист и телеведущий Вадим Верник.
Й. Тавор: «Пять дней с легендой» — так называется книга, посвящённая удивительнейшей женщине, женщине-легенде во всех отношениях. Это Майя Михайловна Плисецкая. Пять дней, проведённых в маленьком финском городке Миккели.
В. Верник: Тут есть предыстория. В конце девяностых я делал цикл программ «Субботний вечер со звездой» на телеканале «Россия 1» (тогда он назывался РТР). Раз в месяц выходили документальные фильмы: про Вишневскую и Ростроповича, про Олега Табакова, Инну Михайловну Чурикову, Славу Полунина, Андрея Вознесенского. И я мечтал, чтобы в этом цикле появилась Майя Михайловна Плисецкая. Она в то время жила в Мюнхене. И я знал, что она приезжает в Москву. Это 1996 год. Я позвонил ей домой и говорю: «Здрасте, это Вадим Верник, журналист. Я бы хотел снять про вас фильм». Майя Михайловна мне на это сказала очень жёстко: «Сначала мне надо понять, хочу ли я этого». Вполне резонно. И через паузу: «Вы знаете, через несколько дней я буду в Мюнхене, и мы это обсудим. Я подумаю». Я с дрожью в голосе набираю номер телефона через несколько дней, и Плисецкая говорит: «Я согласна». Она в то время ещё много гастролировала. И хотя ей было за семьдесят, но у неё жизнь была расписана на год вперёд, может быть, даже на год и месяц, как она сама говорила.
Й. Тавор: Удивительно, но именно в то время я её видел на сцене. Она выходила на сцену как королева. Она не танцевала, но каждое движение её рук создавало такую ауру, что ты знал абсолютно точно, с кем ты имеешь дело
В. Верник: В то время она танцевала, ещё как танцевала!
Так вот, она говорит: «Я буду в Токио, в Париже и в Миккели». Я говорю: «А что такое Миккели?» — «Это небольшой город в Финляндии». Я говорю: «Вот это нам подходит». Я же ещё и продюсировал эту историю и понимал, что это самый бюджетный вариант. Она там выступала с труппой Гедиминаса Таранды, который организационно очень помог нам с этой поездкой.
Короче, мы встретились в Миккели. Это маленький городок. Там — ничего, кроме шикарного концертного зала на берегу реки, который, как ни странно, стал музыкальной Меккой. И мы с Майей Михайловной провели пять дней в замкнутом пространстве. Мы общались практически с утра до вечера. Я ей предложил каждый день говорить на разные темы, которые я продумал заранее. И она согласилась. Мне хотелось снять её жизнь не только на сцене и в репетиционном зале. И в целом получился образ, как мне кажется, достаточно объёмный. Естественно, я прочитал книгу «Я, Майя Плисецкая…». У меня возник образ жёсткой, вечно борющейся женщины, которая сводит счёты с разными людьми. А когда я начал с ней общаться, вся моя концепция рассыпалась как карточный домик, потому что я увидел совершенно другую Плисецкую: мягкую, обаятельную, доброжелательную, невероятно сердечную. И я шёл за той Плисецкой, которую я увидел. Мы много о чём говорили, и это были счастливейшие дни в моей жизни.
После того как я уехал из Миккели, Плисецкая периодически приезжала в Москву на разные презентации и торжества. Но мне не хотелось никуда ходить, потому что я желал сохранить мою Плисецкую, которую видел и знал только я. Один раз мы с ней пересеклись случайно в Большом театре, и она мне говорит: «А я помню наш Миккели». Я говорю: «Майя Михайловна, а я-то как помню!»
Полуторачасовой фильм вышел. Его несколько раз показывали по федеральным каналам. И, собственно, всё. В своём домашнем архиве я периодически натыкался на расшифровки разговоров с теми, кто участвовал в съёмках: Родион Щедрин, Белла Ахмадулина, Борис Мессерер, многолетний партнёр Майи Михайловны по сцене Николай Фадеечев, выдающийся танцовщик Патрик Дюпон.
Й. Тавор: Ну это и родственники, и партнёры, потому что Борис Асафович всё-таки её двоюродный брат, а Родион Щедрин — муж
В. Верник: Да. А расшифровок Плисецкой не было. Всё исчезло. Я всё думал: что из этого можно сделать? Ничего. И вдруг буквально несколько месяцев назад мне звонит режиссёр монтажа Дмитрий Воробьёв, с которым мы делаем программу «2 Верник 2»: «Слушай, я обнаружил исходники твоей Плисецкой. Тебе они нужны?» Я говорю: «Дим, я не понимаю, как они к тебе попали, потому что ты к этому фильму вообще не имел никакого отношения». Он говорит: «Я сам не знаю как».
Й. Тавор: Счастливый случай.
В. Верник: Представьте себе, там пять часов разговоров плюс балет «Куразука», которого в интернете вообще нет в записи. Это балет Бежара, который Плисецкая танцевала с Патриком Дюпоном, — двадцатипятиминутный мистический балет, где она пластически невероятно хороша. Она мне говорила, что очень любила мистику, особенно в последние годы.
Ещё среди этих кассет была репетиция балета «Послеполуденный отдых фавна», который она тогда, в 1996 году, впервые исполнила с Патриком Дюпоном. Совершенный эксклюзив. И это было прекрасно. Но дальше включилась моя самоцензура. Уже в Москве я посмотрел отснятый материал, и мне показалось, что Плисецкая слишком открыта для своего возраста. Лёгкая туника… В общем, какое-то целомудрие мне не позволило включить эту репетицию в фильм. А когда Плисецкая была в Москве и пригласила меня домой, я ей показал фильм. И она мне говорит: «Почему здесь нет репетиции „Послеполуденного отдыха фавна“?» Ну, я сказал: «Майя Михайловна, брак был по звуку». Я тогда расстроился вдвойне, потому что понял: для неё очень важно, чтобы эта репетиция вошла в фильм. И вот, представьте себе, репетиция нашлась! Я посмотрел и думаю: «Господи, какой ужас! Что я себя накрутил? Плисецкая здесь в прекрасной форме, эстетически невероятно хороша!»
Короче говоря, всё это меня вдохновило на то, чтобы появилась книга. Ведь в фильм вошло процентов десять разговоров. И всё сошлось: и расшифровки, которые были у меня дома, и исходники — кассеты.
Й. Тавор: Вы сказали, что Плисецкая произвела на вас совершенно неожиданное впечатление. Она в глазах всех очень жёсткая и целеустремлённая особа.
В. Верник: Мне кажется, что с годами, особенно к тому возрасту, в котором мы увиделись, у неё появилась какая-то высшая мудрость. Она вообще очень мудрый человек. У неё острый ум, острое слово, и она невероятно хлёсткая — и со знаком минус, и со знаком плюс. Но в конце нашей съёмки она сказала вещи, которые стали для меня исповедальными: «Знаете, я вот прожила жизнь, и люди ко мне стремились, хотели со мной общаться. А я как-то очень небрежна была со многими. Я сейчас это всё понимаю. Но поздновато». Может, я её расположил как-то? Не знаю. Когда я слышал от неё агрессивные ноты, я просто останавливался, давал ей возможность высказаться и шёл дальше. Я это делал интуитивно. И поразительно: она шла за мной, она почувствовала мою волну.
Конечно, я включил в книжку и сложные моменты, негатив по отношению к жизни, по отношению к определённым персонам. Там много очень тонких вещей, нюансов. Казалось бы, мы всё про Плисецкую знаем. А я понимаю, что далеко не всё, хотя я очень много про неё читал и смотрел. Мне кажется, тот, кто любит Плисецкую, откроет для себя какие-то новые её грани. Я в этом абсолютно уверен.
Лично для меня очень показательно то, какое отношение возникло у неё ко мне. Я приехал в Москву из Миккели. Прошло пару дней. Я прихожу домой и вдруг слышу в автоответчике голос Плисецкой — низкий грудной голос: «Вадик, добрый день. Это Майя Михайловна. Звоню просто так, узнать, как у вас дела».
Й. Тавор: Потрясающе! Я могу себе представить ваше волнение.
В. Верник: Эту запись с голосом Плисецкой я сохранил до сих пор. Сложился какой-то свой мир, своя доверительная аура. Это было больше, чем просто «пришёл журналист на интервью».
Й. Тавор: Она говорила и о жизни, и об отношениях, и о своих партиях?
В. Верник: О жизни, о партиях, о музыке, о детстве, о творчестве, и, конечно, о Щедрине был разговор. Мы о многом говорили. Но не сквозь призму музыковедческую, а по-человечески, доверительно. Тот, кто будет читать, почувствует, будто он присутствует при этих разговорах. Для меня это было важно. Здесь много иллюстраций, много фотографий. Сохранились, к счастью, наши с ней самые разные фотографии, снятые в эти дни.
Й. Тавор: Вадим, а у вас не появилось желание заново сделать передачу на телевидении?
В. Верник: Да-да, я уже про это думал. В следующем году в ноябре Плисецкой исполняется сто лет, и на основе этих материалов я планирую сделать большой документальный фильм.
А сейчас выходит книга. Она называется «Майя Плисецкая. Пять дней с легендой. Документальная история». Для меня важен этот подзаголовок — «документальная история»: здесь нет ни одного придуманного слова, нет художественного вымысла. Книга построена как репортаж.
Й. Тавор: Кто взялся выпускать эту книгу?
В. Верник: Издательство «АСТ». Мы с ними уже сотрудничали. У меня вышло уже две книги в этом издательстве: «Книга победителей» и «Свободный полёт». Но для меня самая дорогая сейчас история с Плисецкой. Она меня не отпускает. Когда я занимался этой книгой, я прямо провалился в то время: я видел не силуэты, а лица, я чувствовал почву под ногами. Мне раньше казалось, что такое только в кино может быть. Я очень хорошо помнил не только то, что Плисецкая говорила мне в кадре, но и наши беседы за кадром, когда мы с ней гуляли по озеру, когда мы зашли в один магазин (она ведь очень любила наряжаться).
Й. Тавор: Мы познакомимся с необычной Майей Плисецкой.
В. Верник: Очень, очень на это надеюсь.

Последние события

В Саграда Фамилия проходят рождественские концерты

В храме Святого Семейства в Барселоне проходит традиционная серия рождественских концертов. В эти дни там звучит музыка Чайковского, Генделя, вальсы Иоганна Штрауса-младшего.

Шедевры Кандинского, Малевича и Петрова-Водкина в Самаре

В Самарском филиале Третьяковской галереи проходит выставка «В круге цвета. Красный». Экспозиция раскрывает связь творчества русских авангардистов XX века с древнерусским искусством.

Премьеру спектакля «Калина красная» по Шукшину покажут в Петербурге

Театр-фестиваль «Балтийский дом» 21 декабря представит премьеру спектакля «Калина красная» по повести Василия Шукшина. Показ приурочен к 50-летию выхода на экраны одноимённого фильма Шукшина.