Владимир Спиваков: «Мы подарили детям, которые прошли через фонд, счастье — ощущение того, что они любимы»

Дата публикации: 1 июля 2024

Благотворительный фонд Владимира Спивакова отмечает 30-летний юбилей. Основатель и глава фонда, выдающийся скрипач и дирижёр, народный артист СССР Владимир Теодорович Спиваков — в гостях у Йосси Тавора.
Й. Тавор: Благотворительному фонду Владимира Спивакова, прославленного дирижёра и скрипача, исполняется тридцать лет. За это время через фонд прошли тысячи и тысячи молодых творческих личностей — музыкантов, танцоров, живописцев. Как создавался этот изумительный фонд?
В. Спиваков: Я думаю, что прежде всего нужно сказать сегодня о моих родителях. Моя мама пережила блокаду. А отец после тяжёлой контузии, даже двух, был комиссован в Уфу, где он работал на заводе по производству двигателей для наших бомбардировщиков — старшим мастером цеха номер один, как говорится в подлинной справке, которую мне дали в Уфе. И на протяжении всего своего детства я помню отношение отца и в особенности матери к блокадницам, к своим товарищам — женщинам, с которыми она сбрасывала осколки фугасных бомб с крыш Ленинграда, в частности с консерватории. Несмотря на то, что очень многих людей судьба разбросала по всему миру, это содружество не исчезало никуда. Они переписывались, они все отмечали День освобождения Ленинграда от блокады — каждый год, 27 января.
Поэтому я приезжаю в Ленинград и принимаю участие в концертах. Последний концерт состоялся в Большом драматическом театре имени Георгия Александровича Товстоногова, с которым я очень близко, долго дружил. «Виртуозы Москвы» играли там на малой сцене после спектакля. Концерт мы сделали вместе с Алисой Фрейндлих. Зал, конечно, плакал от начала и до конца. Это важное событие и для этих людей, и для меня лично. На генеральную репетицию пришёл внук маршала Говорова, который, помимо блестящих побед на Ленинградском и Волховском фронте, прославился тем, что он загасил артиллерийские орудия, для того чтобы была исполнена Ленинградская симфония Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. И именно на этом исполнении в зале Ленинградской филармонии была моя мама, которая мне сказала, что когда расчехлили знаменитые люстры, то зал уже зарыдал.
Й. Тавор: В середине блокады, в августе 1942 года?
В. Спиваков: Да. Естественно, это была моя жизнь. Я вспоминаю, как отец пришёл к маме и говорит: «Катюша, я нашёл квартиру в Москве, по обмену. Давай поменяем на Москву. Володя учится там сейчас, всё-таки хочется быть поближе к нему». Мама говорит: «А где эта квартира?» — «На улице Маршала Говорова». — «Я и смотреть не буду. Это для меня святой человек, родной человек». И мы переехали на улицу Говорова.
Однажды я пришёл на кухню, там лежал конверт и вскрытое письмо. И поневоле глаз мой скользнул по тому, что было написано в этом письме. Оказалось, что мамина соседка, которая вместе с ней сбрасывала осколки фугасных бомб, просит, чтобы я помог привезти инвалидную коляску её сыну, за которым она не может иначе ухаживать. Я, конечно, сразу позвонил в Лондон, оплатил эту коляску (тогда это ещё было возможно, было совершенно другое время). Приходит мама и говорит: «Ты знаешь, Галина Ивановна мне написала, моя близкая подруга. Мы с ней вместе были в блокаде. Я тебя очень хотела попросить…» Я говорю: «Мама, я уже всё сделал».
Любимые слова моей мамы — евангельские слова: «Милости хочу, а не жертвы». То есть милосердным нужно быть. У меня в душе так и осталось это качество, приобретённое и прочувствованное благодаря моим родителям.
Мы жили в коммунальной квартире. Очень много было людей, много семей. Были русские, евреи, татары, мордва. Все справляли общие праздники на кухне, и всё было хорошо. Об этом времени я вспоминаю с большой теплотой.
Я рос, любил читать. И вот однажды мне попалось письмо Петра Ильича Чайковского, которое меня глубоко тронуло и поразило. Он писал, что существует такая народная мудрость: «Господь не поможет, но человека пошлёт». И постепенно я стал чувствовать, что, может быть, я и есть тот человек, которого посылает Господь. Я вам честно скажу, что я и до сих пор так чувствую.
Й. Тавор: Это колоссальная миссия и очень тяжёлая ноша.
В. Спиваков: Да, это непросто. Главное, что внутри я страдалец, потому что я не могу видеть несчастье людей.
Й. Тавор: Пассионарий.
В. Спиваков: Да. Но главное, что никакого пиара у меня нет. Мне даже стыдно говорить о многих вещах.
Мы во всём мире проводили эту гуманистическую линию. Я считал это очень важным. Должна быть не только музыка. Нужно быть неравнодушным к человеку, к человечеству. Мы играли два концерта в Нагасаки и в Хиросиме для больных от воздействия радиации. Мы играли сиротам в Турции. Мы играли в помощь детям Испании. Когда был пожар в Лиссабоне, мы приехали с «Виртуозами Москвы» играть в поддержку погорельцев, оказавшихся без квартир и домов. Ну и, естественно, в своей собственной стране мы не просто попутчики, которые из окна смотрят на жизнь за стеклом, нет.
Й. Тавор: Сколько человек прошло через ваш фонд?
В. Спиваков: Тысячи. Это тысячи детей за тридцать лет. Я иногда сам поражаюсь цифрам в документах: сколько инструментов подарено, сколько операций оплачено, причём тяжелейших! Например, у меня в Национальном филармоническом оркестре находится мальчик, которому в два года одиннадцать месяцев была сделана операция на открытом сердце. Он сам из Екатеринбурга. Это был шестой ребёнок в семье. Я позвонил тогда Лео Бокерии и попросил принять, сделать операцию. Мальчик на волоске от смерти десять дней пролежал в реанимации. Я в это время был во Франции на своём Кольмарском фестивале, и Лео каждый день звонил мне и говорил, как обстоят дела.
Ребёнок выжил. Когда ему было пять лет, я приехал в Екатеринбург. Стоит мальчик с мамой. Мама, конечно, обнимает, целует руки: «Вот это Иоаннчик, которому вы подарили жизнь». Я говорю: «Ну что вы, слава богу, всё так счастливо окончилось». А он мне говорит: «Владимир Теодорович, я вам подарок принёс». — «Какой?» — «А вот книжку». Я смотрю, эта книжка — молитвослов! Я говорю: «Ты такие книжки читаешь?» — «Да, мой папа священник». — «А что ты хочешь делать?» — «Я хочу, как вы, играть на скрипке». — «А у тебя есть скрипка?» — «Нет, у меня скрипки нет».
Я купил скрипку в Париже. Привёз ему. Он стал учиться на скрипке. Потом он захотел играть на альте. Я купил альт. Привёз. Он поступил в консерваторию. Выиграл первую премию на международном конкурсе альтистов и поступил в Национальный филармонический оркестр.
Й. Тавор: Во главе которого вы стоите.
В. Спиваков: Да. Сидит сейчас в группе альтов.
Й. Тавор: И таким случаям несть числа.
В. Спиваков: Да, таких случаев очень много.
Й. Тавор: Владимир Теодорович, а с каким ощущением вы делаете всё это? Должна же быть какая-то личная удовлетворённость.
В. Спиваков: Ещё Платон заметил, что, «стараясь о счастье других, мы находим своё собственное». Это очень важно. И к тому же я всегда вспоминаю древних, которые говорили: «Для чего мы образовываем своих сыновей? Для того, чтобы они давали добродетель? Нет, для того, чтобы они подготавливали душу для её восприятия». Очень важно, чтобы ребёнок с чистой, ещё ничем не запятнанной душой ощущал любовь не только родителей, но и просто чужих людей, чтобы он жил в любви. Тогда он сам будет другим. Я считаю, что мы подарили детям, которые прошли через фонд, счастье — ощущение того, что они любимы.
Й. Тавор: Тридцать лет во главе фонда стоят два энтузиаста: Екатерина Романовна Ширман и Пётр Ильич Гулько. Это два человека, которые занимаются деятельностью фонда ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Сложно было найти таких людей?
В. Спиваков: Нет, я их очень давно знал. Просто видел, что они мне родные по крови люди, что они бескорыстны. Сегодня немного таких людей, потому что жизнь очень поменялась. Сейчас наша нравственная задача — сохранение своей собственной сущности перед лицом силы.
Й. Тавор: Это очень сложно в наши времена. Что дальше? Видите ли вы перспективы?
В. Спиваков: Я думаю, что это нескончаемая работа. Она не может быть остановлена, ведь человек не меняется, меняется контекст жизни. Люди всё равно нуждаются в помощи и поддержке. И главное, что люди не должны терять надежду, а дети должны верить в чудо. А это чудо рядом.
Й. Тавор: Пример мальчика, которому вы спасли жизнь, а потом дали профессию, показывает, что вы постоянно курируете всех тех, кто прошёл через фонд. Их очень много. Я вспоминаю ту же Настю Кобекину, которую вы вырастили.
В. Спиваков: С ней был такой удивительный случай. Я не знаю, сколько ещё лет жизни мне отпущено. И, когда я приехал из Парижа, я ещё был в состоянии купить виолончель, которую я хотел подарить Насте на восемнадцатилетие. Ей было в то время ещё только пятнадцать, и я отдал эту виолончель Екатерине Романовне Ширман и Петру Ильичу Гулько и сказал: «Мало ли что может случиться со мной. Когда Настеньке стукнет восемнадцать лет, передайте ей от меня, пожалуйста, эту виолончель».
Прошло три года, я уже и забыл об этом. Вдруг раздаётся звонок от Насти. Она плачет. Я говорю: «Настенька, что с тобой случилось? Какое несчастье?» Она говорит: «Мне подарили вашу виолончель, она такая изумительная, итальянская, и я просто не могу представить себе, что это теперь моя виолончель».
Она сейчас мировая звезда. Только что получила премию Леонарда Бернстайна в Германии и играет на ещё более хорошем инструменте.

Последние события

Лето в Капелле

Капелла Петербурга представит в июле цикл «Совершенно летние концерты». Проект объединит органную музыку и джаз.

Франция привезёт в Британию ценную реликвию

Франция предоставит для экспозиции в Британском музее «Гобелен из Байё» времен Вильгельма Завоевателя. Ранее Лондон дважды безуспешно пытался получить полотно для проведения национальных торжеств.

Конкурс «Культурная столица 2027 года» определил участников

Заявки на конкурс «Культурная столица 2027 года» подали 27 городов. Участвовать будут Архангельск, Владикавказ, Вологда, Донецк, Луганск и другие города.

Поиск по сайту