«Была ли опера?..»
- 2 января 2012
В соответствии с требованиями РАО, плеер не разрешает останавливать, перематывать или скачивать записи.
Седьмой выпуск программы «Век американской музыки» посвящен «первой настоящей бродвейской опере» и становлению музыкального театра в Америке…
— «Добрый вечер, миссис Джонс!»
— «Добрый вечер, миссис Фиорентино!»
— «Это ужасно — эта жара, не правда ли? А слыхали ли вы?..»
Одним словом — типичный разговор городских обывателей, коротающих время на крыльце большого жилого дом. А если представить себе усадьбу и как звучит известный дуэт Татьяны и Ольги из «Евгения Онегина» Чайковского, и мы тут же ощущаем себя в атмосфере тихого, чуть повисшего в воздухе дня. Легкие, ничего не значащие разговоры, рукоделие и «садовые» сплетни, сентиментальные страсти романов Ричардсона и, наконец, — он — взбудораживший ладно скроенный жизненный уклад обитателей поместья Лариных, сам того даже не помышляя…
Разумеется, у нас программа — «Век американской музыки», и мы говорим не о Чайковском и даже не об Америке Чайковского. Но вот начало «Евгения Онегина», точнее эта поразительная атмосферность жутко напоминает другое сочинение, а именно — «Уличную сцену» Курта Вайля. Та же лень и расслабленность, те же сплетни и разговоры, даже раскалено-дрожащий воздух — только теперь не в округлости русской романсовой лирики, а в свингующих контурах мелодии и аккомпанемента.
Как вам такая декорация: внутренний дворик жилого многоквартирного дома на Ист-сайд Манхэттена в Нью-Йорке жарким днем 1946 года… Так начинается опера немца Курта Вайля «Уличная сцена» (1947), задуманная как серия скетчей — комических и трагических, воссоздающих обычную жизнь жителей американского города. Некий критик писал, что Вайль «превратил „уличные сцены“ в симфонию города. Его музыка словно впитала в себя и горячую южную ночь, и разговоры, и звуки детских игр, и трагические повороты бесперспективного существования».
И обрамлена эта опера ансамблем скучающих сплетниц. Предположим, что сплетничают они о… жильцах дома, любовниках и любовницах, изменах и семейных конфликтах — обо всем, о чем обычно говорят, сидя на лавочке у подъезда. Но давайте пойдем против сценической правды и, ориентируясь на правду нашей программы, предположим, что сплетничают они об опере и музыкальном театре США. Да и сплетничают самим фактом своего существования — по воле Курта Вайля.
Почему именно Вайль? Да потому что он, фактически, был первым, кто открыто и с немецкой педантичностью заговорил об особенностях оперно-музыкальных театров Америки. Не Гершвин, не Томсон, не кто-либо еще. А Вайль. Вайль мечтал о таком спектакле, который бы объединил «драму и музыку, произнесенное слово, пение и движение». Оставляя за этим «произведением будущего» право преемственности с традициями европейского оперного театра, Вайль был убежден, что оно, тем не менее, будет иным — в силу отличной от Европы музыкальной стилистики, основанной на музыке американской популярной песни, афроамериканского блюза и джаза — одним словом, всего того, что характерно для Бродвея…
