Табула девятая. «Смертельная» каденция

16 ноября 1940 года в Москве стояла невероятно тёплая погода. Столбик термометра рванул вверх, соревнуясь с привычными для предгорья Армении градусами. Нет яркого солнца в столичном небе? Потерпите. Через считанные мгновения в зале имени Чайковского начнётся музыкальный вечер, который своим светом озарит всё вокруг. В программе премьера Скрипичного концерта Арама Хачатуряна. Имя солиста Давида Ойстраха только подливает масла в огонь — «король скрипки» приучил всех к фееричным выступлениям. Вокруг нового произведения творится настоящий ажиотаж. Слухи о том, что «неподражаемый» Давид, переигравший «всё и вся», в восторге от сочинения, циркулируют в музыкальных кругах с конца лета. Когда и была завершена работа над партитурой.

Трудно сказать, мог ли теплолюбивый Хачатурян с жаром окунуться в работу над Скрипичным концертом холодной зимой? Но в последнее предвоенное лето сразу несколько обстоятельств отправили его в подмосковную Рузу, в Дом творчества. Жена вынашивала долгожданного ребёнка, и свежий воздух ей только на пользу, а сам Арам Ильич решил совместить приятное с полезным — отдохнуть на природе и пообщаться в неофициальной обстановке с коллегами по Союзу композиторов. Неброский среднерусский пейзаж радует глаз. Но годичной давности поездка на родину предков не отпускает. Яркие армянские народные песни и зажигательные танцы на слуху. «Музыкальные мысли переполняли меня, опережая темпы записи их на нотной бумаге», — позже вспоминал Арам Ильич. Всепобеждающую стихию мелоса и ритма Хачатурян поручает скрипке с её богатыми звуковыми возможностями. Он точно знает, что выразительные мотивы, словно залетевшие с ереванских улочек, мастерски «приструнит» Давид Ойстрах, великий музыкант и близкий друг. Ему сочинение и посвящается.

С готовой партитурой композитор приезжает на дачу к артисту. Без лишних слов садится за рояль. Сочная и пряная музыка мощным потоком разлилась по дому. Жена Ойстраха прибежала в комнату, подумав, что начался ураган — от грохота инструмента гостиная ходила ходуном. Получив ноты произведения, Давид Фёдорович тут же начал его разучивать.

Ответный визит был столь же неожиданным. Ойстрах играл самозабвенно. Хачатурян был растроган и потрясён. Кто же гений — Ойстрах, блистательно сыгравший сложнейшее по технике произведение, или Хачатурян, угадавший с выбором исполнителя своего нового сочинения? Публика в зале филармонии бисировала обоим музыкантам и оркестру во главе с дирижёром Александром Гауком. Концерт, написанный в классической 3-х частной форме, слушается на одном дыхании. В нём нет нервной борьбы «мрака и света». Непосредственное восприятие окружающего мира куда большая редкость в жизни. «Вольная» концовка, придуманная Ойстрахом, растягивает удовольствие от невыносимой лёгкости бытия.

Хачатурян с его ревностным отношением к своим текстам не скрывал восторга от удачной импровизации. Однажды он напишет Ойстраху: «Продолжаю присваивать себе авторство Вашей каденции. Когда я умру, будут объявлять, что каденция — Ойстраха. Слабое утешение!».