С листа наизусть

Выпуск 143
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Когда мы говорим, что мы что-то выучили, обычно подразумевается, что выучили наизусть. Конечно, проблемы игры наизусть — одни из самых актуальных для музыканта любого уровня, от самого начинающего до признанного мэтра. Хорошая музыкальная память — одна из самых важных граней одарённости, ведь до сих пор не принято, чтобы солист выходил на сцену и играл традиционный академический репертуар по нотам. И тут не могу не сказать, что из всякого правила есть исключения: например, великий пианист Святослав Рихтер в поздний период жизни играл исключительно по нотам, и это никого особенно не смущало. Также чаще всего по нотам мы играем музыку, созданную начиная со второй половины 20 века.
И сочинения, которые мы играем, очень разные. Они отличаются и по длительности звучания, и по богатству фактуры, и по гармоническому языку. Начиная с самых первых дней обучения нас учат запоминать музыку и воспроизводить её наизусть, даже если это всего лишь две-три повторяющихся ноты. Постепенно пьески усложняются и удлиняются. Существует несколько способов запоминания. Один из них условно назовём «запомнилось само»: в процессе разучивания и многократных повторов пьесы она сама, незаметно — раз, и удобно улеглась в памяти. Другой способ — аналитический. Надо проанализировать строение пьесы, заметить, есть ли где-то повторы материала, разметить гармонический план, отчасти это похоже на что-то вроде музыкального навигатора: здесь поворачиваем сюда, а здесь едем прямо. Есть также дополнительные виды памяти, например, двигательная, она же мышечная. Она помогает нам перевести многое в бессознательный режим, а также она включается в критические моменты: например, музыкант забыл на сцене текст, но почувствовал, что будто бы «руки сами вывезли» из трудного места. Это помогла именно двигательная память. Или, к примеру, есть зрительная память, которая даёт нам помощь в виде мысленного образа нотной странички.
С листа наизусть
Все эти составные части большой системы работают в комплексе, и у разных людей процесс происходит в разном темпе. Поэтому очень важно знать свои возможности в плане сроков выучивания произведений. Надо ставить эксперименты, давать себе сверхзадачи выучить что-то в кратчайший срок, в авральном режиме. А когда включён авральный режим, это означает, что ты буквально дни и ночи напролёт живёшь с сочинением, не отключаясь мысленно от работы ни на минуту. И даже во сне происходит важная часть работы — ведь именно во сне новая информация укладывается на нужные полочки в мозге. Когда-то я так в режиме эксперимента выучила Четвёртый концерт Рахманинова с нуля за две недели и сыграла с оркестром. С другой стороны, однажды меня постигла неудача: его же Первый концерт во второй редакции не покорился мне в назначенный срок, а срок был примерно месяц. Уж очень сложный текст во всех смыслах. Эта неприятная ситуация стала для меня дорого доставшимся уроком.
Всё, что было выучено в юности, помнится головой и руками очень хорошо. Всё, что выучивается сейчас, держится в голове не так плотно и не так долго, требует чуть больше времени на повторение после перерыва. Тем не менее, и сейчас мой репертуар регулярно пополняется новыми сочинениями, некоторые из них также входят в самый востребованный репертуар.
Когда же требуется вспомнить произведение после некоторого перерыва, я обязательно беру ноты, даже если помню его очень хорошо. Вообще всегда держать ноты рядом — это золотое правило музыканта. И не только из боязни забыть текст в самый неподходящий момент, хотя и этот повод очень важен. А потому, что по прошествии некоторого времени, став немного опытнее, можно в нотах заметить что-то, что раньше не видел. Осознать эту находку, и на основе её принять какие-то новые исполнительские решения. Не допустить «замыливания» текста в памяти, если вдруг с прошлого исполнения вкралась какая-то ошибка.
Очень интересно возвращаться к сочинениям спустя много лет, иногда даже спустя пару десятилетий. Вроде та же музыка, но в то же время она стала объёмнее, понятнее. Вот почему некоторые исполнители, прожив долгую славную творческую жизнь, по нескольку раз записывали на диски одни и те же сочинения — спустя годы концертной деятельности они их слышали иначе, чем в юности. Впрочем, даже если не делать пауз и играть что-то от сезона к сезону, как те же концерты Рахманинова или Чайковского — у меня не бывает ощущения усталости от конкретной музыки. Всегда что-то в ней волнует меня, как в первый раз, или даже сильнее, потому что со временем все больше и глубже любишь музыку и всё больше восторга вызывает её величие.

Последние выпуски программы

Откуда мы родом

Откуда мы родом? В данном случае мы — это русские пианисты, а откуда — это вопрос, где наши корни, кто наши музыкальные родители и более отдаленные предки. Ведь в нашем деле все родственные связи очень похожи на семейные: учитель нам как отец или мать, ученики одного педагога друг другу братья и сестры.

Моя Alma mater

Московская консерватория. Один из самых уютных уголков Москвы на одной из самых симпатичных улиц старого центра. Чудесный дворик, утопающий в кустах сирени, памятник Петру Ильичу Чайковскому работы Веры Мухиной, вокруг которого так любят отдыхать студенты, грандиозный Большой зал и два флигеля — учебных корпуса, в которых тоже свои концертные залы.

Ода фортепианному звуку

Музыка — искусство звука. Игра на любом музыкальном инструменте — искусство звукоизвлечения. Извлечение звука из инструмента фортепиано технически выглядит как удар деревянного молоточка, обернутого в мягкий фетр, по стальной натянутой струне. Между пальцем пианиста и молоточком есть целая сложная система сообщения, которая начинается с клавиши.