«Я к вам пишу — Чего же боле?»
- 14 сентября 2024
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
«Я к вам пишу — Чего же боле?» — слова, которыми Татьяна Ларина начала свое ставшее знаменитым письмо Онегину, уже в конце XIX века были названы «ходячими и меткими» и попали в «Сборник образных слов и иносказаний» первого русского фразеолога Мориса Михельсона. Со значением: ни убавить, ни прибавить к уже сказанному.
Но в Татьянином «чего же боле» нет ничего иносказательного. Строка «Я к вам пишу» — вполне этикетная, но для барышни XIX века настолько дерзновенна — самим фактом письма, что уже сама по себе содержит и признание, и повод для общественного осуждения, и не требует пояснений. Татьяна могла действительно больше ничего не писать, стыдом и страхом замирая, вверяя себя чести адресата. Онегин уже должен был как-то ей ответить: нарушение правил жизни и этикета — из ряда вон, что еще могло быть хуже?
Но Пушкину важен душевный трепет, жар сердца, живость чувств, стоящие за необдуманным, написанным в порыве, письмом и дерзкая смелость Татьяны быть не такой, как все. Хотя она и пишет по-французски, а Пушкин являет читателю «неполный, слабый перевод, с живой картины список бледный», письмо впечатляет — да так, что его уже два века цитируют и переписывают.
Приведу лишь один пример — у Льва Рубинштейна в «Появлении героя» есть такой диалог: «– Ну что я вам могу сказать! — Послушай, что я написал». Внимательный читатель вспомнит и «ходячие» пушкинские строки, и что было дальше — по тексту: «Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня». И не оставит, постарается услышать и понять поэта.
Так что «Я к вам пишу — чего же боле?» — это не синоним исчерпанности, завершенности сказанного, а знак весомости поступка, слова как дела.
