«Любите ли вы оперу, как люблю её я?» — со всей уверенностью мог бы воскликнуть польский романтик Фредерик Шопен. Оперу он обожал, в юности посещал все возможные спектакли в Оперном театре Варшавы, а позже — и Парижа, постоянно напевал любимые арии. Даже первая влюблённость композитора — в певицу Констанцию Гладковскую — и та возникла под знаком оперы. Почему же Шопен сам не написал ни одной, несмотря на многочисленные советы рискнуть?
Думается, вся натура Шопена — несмотря на очевидный мелодический дар — противилась столь серьёзному шагу, требовавшего от композитора не просто написания партитуры, но и последующего активного продюсирования. Впрочем, выход нашёлся: опера зажила новой жизнью в фортепианном наследии Шопена. Неотъемлемое свойство шопеновской музыки — красивейшие мелодии, разукрашенные изящными пассажами, руладами, мелизмами.
Этот всегда узнаваемый стиль корнями уходит и в традиции «брильянтного» пианизма начала 19-го века, и в вокальную музыку современных итальянцев — Беллини, Россини, Доницетти. Это финальная сцена из оперы Гаэтано Доницетти «Анна Болейн»: героиня, прощаясь с жизнью, вспоминает светлое безмятежное прошлое.
Солнечные долины, зелёные холмы, река хрустальной чистоты — как и она сама. Образ одного из ноктюрнов Шопена чрезвычайно близок: то же высокое «фа» — источник всей мелодии — и украшения, как крылья порхающей бабочки. Это не цитата, отнюдь! Но всё тот же светлый, безмятежный образ, похожий на волшебный сон. Знал ли Шопен оперу Доницетти целиком — неизвестно. Но то, что в парижских салонах эту арию он точно слышал от первой исполнительницы роли Анны Джудитты Пасты — факт.
А это уже совсем другая сцена. Джоаккино Россини. Кульминация и она же — финал оперы «Сорока-воровка». По сюжету, служанку Нинетту, обвинённую в воровстве серебряной ложки, ведут на казнь. До счастливой развязки — когда выяснится, что воровка — не служанка, а белобокая сорока, — остаются считанные минуты. А пока — трагичнейшее шествие в исполнении хора и оркестра. Не узнать в этой сцене тему из Траурного марша Второй фортепианной сонаты Шопена, написанной спустя 22 года после оперы Россини, попросту невозможно. В письмах польского романтика именно «Сорока-воровка» Россини упоминается чаще всего. Композитор любил её виртуозные арии, мелодизм, известную степень мелодраматизма, свойственного и самому Шопену.
В самом начале оперы звучит роскошная каватина: «Приди в мои объятья!» — поёт хозяйский сын Джанетто, влюбленный в служанку Нинетту (ту самую, которую обвинят в краже). Настоящий хит у современных теноров! Разве можно не ответить взаимностью на такое упоительное признание?! Не устояла не только Нинетта, но и Шопен: мелодию каватины он сделал частью прощального юношеского полонеза, написанного на отъезд друга.
Надо отдать должное Шопену: в рукописи он честно указал, что источник трио полонеза — ария Россини. И тем самым расписался в собственной безоговорочной и безудержной любви к итальянской опере.