Табула пятнадцатая. Ещё раз про любовь
Выпуск 15
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
«Не покидайте своих возлюбленных. Былых возлюбленных на свете нет…», — эта мудрость, закованная в рифму в конце прошлого века, могла бы стать эпиграфом для множества историй о мужчине и женщине. Сегодня такая история из жизни Сергея Рахманинова, подарившая миру гениальную музыку.
Она была цыганкой с огромными глазами-блюдцами, чёрными и бездонными в тени густых ресниц. С очаровательным носиком, круглыми щеками, пухлыми губами, притягивающими взгляд, и гладкой причёской школьницы со странным широким пробором наискосок. Хрупкая, крошечного роста, полуженщина–полуребёнок Анна Лодыженская. Она полностью подчинила себе 18-ти летнего Серёжку Р. — так Рахманинов подписывал свои послания к ней: «Пусть эта карточка как можно чаще напоминает человека, который был искренно предан». Он называл её родимой, был мучительно и рабски влюблён. Потерял голову, хотя ей уже минуло 24, и она была женой его друга.
Их странные отношения исследователи назовут платоническими. Каждый вечер у неё, а мужа, талантливого композитора, но беспутного кутилу и картёжника, нет. И Анна просит своего молодого друга отправиться на его поиски по злачным местам. Во всяком случае, именно так Рахманинов объясняет ревнивым сёстрам и свояченицам свои полночные возвращения домой. Так кем же была для него эта женщина?
В Вашингтоне в Библиотеке конгресса, якобы, хранится письмо мужа Анны, которое всё объясняет, но оно у нас не опубликовано. Доподлинно известно, что Рахманинов до самой смерти помогал Лодыженской деньгами, а потом и её супругу. Он посвятил ему «Цыганское каприччио», обожал слушать, как поёт сестра Анны, известная цыганская дива. Сюжет оперы «Алеко» проецировал на свои отношения, представляя любимую Земфирой. Он посвятил ей Первую симфонию, а ещё романс-исповедь, который поражает своей искренностью и отправляет фантазию в свободный полёт.
О, нет, молю, не уходи!
Вся боль ничто перед разлукой,
Я слишком счастлив этой мукой,
Сильней прижми меня к груди.
Мучений новых впереди
Я жду, как ласк, как поцелуя,
И об одном молю, тоскуя:
О, будь со мной, не уходи!..
