Магия Шопена

В обаяние этого композитора попадает каждый, кто хоть раз соприкоснулся с классической музыкой: Фридерик Шопен. Истинный сын своего века, причина восторгов современников и личный эксклюзив аристократии. Возможность бывать на редких концертах пианиста когда-то считалась большой привилегией. Играть сочинения Шопена почитали за честь и Ференц Лист, и Антон Рубинштейн, а много позже — и Сергей Рахманинов, искренне влюблённый в гений предшественника.

Однажды с Рахманиновым случилась такая история…

Концерт новой звезды века — Владимира Горовица. В зале вместе с другими слушателями сидит Сергей Рахманинов. Всё идёт прекрасно, покуда пианист не добирается до исполнения биса. Им, по замыслу Горовица, должна была стать самая знаменитая прелюдия Рахманинова, получившая на Западе название «Московские колокола».И вот Горовиц берёт первые три звука прелюдии Рахманинова и как бы невзначай бросает взгляд на Сергея Васильевича. Тот сидит с кислейшим видом, поскольку прелюдию давно на дух не выносит. Что делать?!

Пощадив чувства кумира, Горовиц ловко выкручивается и мгновенно переключается на исполнение «Фантазии-экспромта» Шопена (благо начало обеих пьес почти одинаковое). Лицо Рахманинова излучает счастье.

Впрочем, далеко не каждый на месте Сергея Васильевича предпочёл бы Шопена. Подвижники набиравшего обороты «нового искусства» считали романтический идеализм польского композитора откровенно устаревшим. Сергей Прокофьев не раз ехидно замечал, что слушать Шопена невозможно: мол, это надо было делать либо лет 80 назад, либо, наоборот, лет через 50. Что бы там ни говорил Прокофьев, концертная практика свидетельствует об обратном: интерес к шопеновской музыке не только не угас, но разгорелся с новой силой. И покорил Бродвей.

Песня 1917 года за авторством некоего Гарри Кэрролла. За более чем полвека кто только в Америке её ни пел: и Dolly Sisters, и Джуди Гарленд, и Фрэнк Синатра. «Я охочусь за радугой — в надежде поймать своё счастье…» На деле же это всё тот же Шопен. Медленная лирическая мелодия из Фантазии-экспромта, того самого, что так утешил Рахманинова на концерте Владимира Горовица. Магия музыки Шопена, то есть, простите, «красота — страшная сила».